– Докладываю, милорд, – сказал он. – В моем секторе ответственности дела идут нормально. Потеряли три катапульты и четырех троллей. Поскольку люди не отличаются столь же большими размерами, с точностью доложить о потерях среди них не могу. Человек сто пятьдесят. Выстрелами противника разрушено около двух метров стены на самом верху. Через пролом приходится перепрыгивать, по это некритично. Мы держимся.
– Хорошо, – сказал я.
Ланс развернулся и направился к своим людям.
Через пятнадцать минут с докладом явился Палыч.
Суть сказанного сводилась к тому, что уже рассказал Ланс. Есть потери, но все держатся. Похоже, исключительно на голом энтузиазме.
Хэмфри принялся грязно ругаться на эльфийском наречии.
Из лагеря Бортиса выводили еще тридцать осадных башен.
– Мосты, – сказал я. – Ломайте мосты. По насыпи им эти штуки не переправить.
– Катапульты не могут стрелять вертикально вниз, – сказал эльф.
– К черту катапульты, – сказал я. – У нас тут туча пещерных троллей. Пусть кидаются камнями, черт бы их подрал.
Граф исчез, отправившись передавать новый приказ.
Пещерные тролли кидались со стен камнями как заведенные. Осаждающие в ответ кидались стрелами, болтами и копьями.
Ланс постепенно отправлял со стены уставших бойцов, на их место вставали свежие. Сам он остался.
Палыч тоже остался. Хан орков присоединился к нему вместе с резервом.
Нас слишком мало. Две смены – это все, что мы можем выставить. Пока одни дерутся, другие отдыхают. Но две смены – это мало.
Бортис может выставить куда больше. Требюшеты прекратили обстрел. То ли у них камни кончились, то ли они осознали бесплодность своих попыток.
Цитадель такими снарядами не пробить. А лупить по степам, на которые в это же время лезет по лестницам пехота, – значит стрелять по своим. Отскоки и рикошеты положили уже столько же пароду, сколько и защитники крепости. А стрелять, перекидывая камни за стену, неинтересно – не видишь, попал ли в кого-нибудь или нет, зато снабжаешь противника боеприпасом.
В рабочем состоянии осталось три катапульты. Остальные надо было ремонтировать, а еще лучше – собирать заново. Восемь штук было в резерве, но их надо поднимать на башни. А втаскивать такую тяжесть на башни во время боя – занятие то еще.
Уцелевшие катапульты лупили по осадным башням. Разломали уже четыре штуки, но было понятно, что со всеми им не справиться. Башни перли на Цитадель как танки. Впрочем, они и были танками. Только ископаемыми.
А из стана Бортиса вывозили еще что-то охренительно здоровое, потому что тащили это аж десять слонов сразу. Этакий очень большой фаллический символ.
Наверное, его создатели были очень больными людьми.
Таран.
– Ворота выстоят, – уверенно сказал граф.
Еще бы мне этого не знать! Створки ворот были выкованы целиком из металла, без каких-либо полостей. Каждая весила тонн по двадцать. Ворота открывались либо с помощью хитрого гидравлического механизма, который был заблокирован чуть ли не с первого дня осады, либо с помощью магии. И открыть их мог только я.
Ворота-то выстоят. А если противники долбанут тараном по стене?
Первая тройка осадных башен была уже в пятидесяти мерах от стены. При желании можно было пересчитать бревна, из которых они были сделаны. На верхних площадках стояли лучники, поливая стену стрелами.
Со стен им отвечали тем же.
Мертвые то и дело падали на землю, под ноги толкавших башню слонов.
– Я пойду, – сказал граф.
Через мгновение он уже скидывал со спины слона погонщика и вгонял свой меч в толстый череп животного, превратившегося в орудие убийства.
Прыжок на спину другого слона, пинок, сбрасывающий погонщика вниз, под ноги гигантов, короткий замах мечом, удар…
Стрелы на графа валились тучами и пролетали через его тело насквозь, не нанося никакого вреда.
Две башни уже переползли ров и пытались швартоваться к стенам. В голову почему-то полезла морская терминология. Если следовать ей, сейчас нас будут брать на абордаж.
Сделав шаг, я оказался на стене, среди людей Ланса, прямо напротив осадной башни, которая должна была дойти до стены первой. Остановилась.
Она была в трех метрах от стены и выше ее метра на полтора.
Лучников наверху уже не было. То ли их всех выбили на подходе, то ли они уступили место пехоте…
Верхняя часть передней стенки отвалилась и рухнула на стену, образуя переправу около двух метров шириной. Только абордажная команда почему-то вдруг потеряла всяческое желание переправляться.
Потому что увидела, с кем придется иметь дело.
Наемники вокруг меня рассасывались по сторонам. Не потому, что боялись драки. Просто давали мне место для маневра.
Я вынул из ножен клинок. Приглашающе махнул пехоте.
– Один раз живем! – заорали с башни, и на меня хлынул ощерившийся лезвиями поток.
И я их всех убил.
Башню сожгли. Она была покрыта каким-то антивоспламеняющимся составом, но только снаружи. Стоило бросить внутрь факел, как осадное орудие запылало за милую душу, заволакивая стену дымом и щекоча ноздри запахом жареного мяса.
Крики… На них уже никто внимания не обращал.
К четырем часам дня поток идиотов с лестницами иссяк. Наверное, лестницы кончились.
Башни подходили к стенам по три, иногда по четыре штуки. Мы отбивались, как могли. Собственно, только это мы и могли – отбиваться.
Ланс схлопотал арбалетный болт в плечо, но все равно остался на стене.
Граф потерял столько энергии, что трижды ему пришлось питаться прямо на поле боя. Это зрелище оказывало на противника деморализующее действие.